Джек Лондон — Finis читать онлайн

12 3 4 5 6

Лондон Джек

Finis

Джек ЛОНДОН

FINIS*.

Рассказ

Перевод с английского

Моргансон съел последний кусок бекона. Никогда в жизни он не баловал желудка. Желудок — это было нечто, мало принимавшееся в расчет и мало его беспокоившее, и еще меньше он сам беспокоился о нем. Но сейчас, после долгих лишений, кусочек бекона, вкусный, подсоленный, приятно утолял острую тоску желудка по вкусному.

_______________

* Конец (лат.).

Тоскливое голодное выражение не сходило с лица Моргансона. Щеки у него втянулись, скулы торчали и казались слишком туго обтянутыми кожей. Бледно-голубые глаза смотрели беспокойно; в них застыл страх перед неизбежным. Дурные предчувствия, сомнение, тревога читались в его взгляде. Тонкие от природы губы стали еще тоньше; они то и дело подергивались, словно вожделея к начисто выскобленной сковородке.

Моргансон сел, вынул трубку, тщательно ее обследовал и постучал о ладонь, хотя табаку в ней не было; потом вывернул наизнанку кисет из тюленьей кожи, смахнул все с подкладки, бережно подбирая каждую пылинку и крупицу табаку, — но собрал не больше наперстка; обшарил карманы и двумя пальцами вытащил крошечную щепотку мусора. Среди этого мусора попадались крупинки табаку. Он выбрал их все, не упуская самой крошечной, и присоединил к ним даже посторонние частицы — несколько маленьких свалявшихся шерстинок от подкладки его меховой куртки, которые долгие месяцы пролежали в глубине карманов.

Наконец, минут через пятнадцать ему удалось набить трубку до половины. Он зажег ее от костра, сел на одеяла и, согревая у огня обутые в мокасины ноги, стал курить, смакуя каждый глоток дыма. Выкурив трубку, он продолжал задумчиво глядеть в угасающее пламя костра. И мало-помалу беспокойство исчезло из его глаз и сменилось решимостью. Он нашел, наконец, выход из обрушившихся на него бедствий. Но выход этот был не из приятных. Лицо Моргансона стало суровым и хищным, а тонкие губы сжались еще плотнее.

За решением последовало действие. Моргансон с трудом встал и начал свертывать палатку; уложил на нарты скатанные одеяла, сковородку, ружье и топор и обвязал все веревкой; потом погрел у огня руки и натянул рукавицы. У него болели ноги, и, когда он пошел к передку нарт, хромота сразу стала заметной. Он накинул на плечо лямку, налег на нее всей своей тяжестью, чтобы сдвинуть нарты с места, и невольно сморщился от боли: лямка за долгий путь натерла ему плечи.

Дорога шла по замерзшему руслу Юкона. Через четыре часа Моргансон добрался до излучины, обогнул ее и вошел в город Минто. Весь город, притулившийся на высоком холме среди вырубки, состоял из одного крытого тростником дома, одного трактира и нескольких хижин. Моргансон оставил нарты у дверей и вошел в трактир.

— На стаканчик хватит? — спросил он, положив на стойку мешок из-под золотого песка, на вид совсем пустой.

Трактирщик пристально взглянул на него, потом на мешок и поставил на стойку бутылку и стакан.

— Ладно, и так обойдемся, — сказал он.

— Нет, возьми, — настаивал Моргансон.

Трактирщик поднял мешок над весами и встряхнул его: оттуда выпало несколько песчинок золота. Моргансон взял у него мешок, вывернул наизнанку и бережно стряхнул на весы золотую пыль.

— Я думал, с полдоллара наберется, — сказал он.

— Немного не дотянуло, — ответил трактирщик. — Ничего! Доберу на ком-нибудь другом.

Моргансон смущенно налил в стакан немного виски.

— Наливай, наливай так, чтобы почувствовать! — подбодрил его трактирщик.

Моргансон нагнул бутылку и наполнил стакан до краев. Он пил медленно, с наслаждением ощущая, как виски обжигает язык, горячо ласкает горло и приятной теплотой разливается по желудку.

— Цынга? — спросил трактирщик.

— Да, немножко есть, — ответил Моргансон. — Но я еще не отекаю. Вот доберусь до Дайи, там свежие овощи, тогда поправлюсь.

— Положеньице, — усмехнулся трактирщик добродушно, — ни собак, ни денег и к тому же цынга. На твоем месте я бы попробовал хвойный настой.

Через полчаса Моргансон распрощался с трактирщиком и вышел на дорогу. Он накинул лямку на стертое плечо и пошел к югу по санному следу, проложенному по руслу реки. Час спустя он остановился. Справа к реке примыкала под углом узкая лощинка. Моргансон оставил нарты и, прихрамывая, прошел по ней с полмили. Отсюда до реки было ярдов триста. Плоская низина поросла тополями. Он прошел ею к Юкону. Дорога тянулась у самого берега, но он на нее не спустился. К югу, по направлению к Селкерку, проложенный в снегу, укатанный нартами путь расширялся и был виден на целую милю. Но на север, к Минто, на расстоянии примерно четверти мили, дорогу заслонял поросший лесом берег.

Довольный результатами осмотра, Моргансон той же кружной дорогой вернулся к нартам. Накинув лямку на плечо, он потащил нарты лощиной. Снег был рыхлый, неслежавшийся, и тащить было тяжело. Полозья облипали снегом, нарты застревали, и, не пройдя и полмили, Моргансон совсем запыхался. Едва успел он раскинуть свою небольшую палатку, установить железную печурку и нарубить немного хвороста, как уже наступила ночь. Свечи у него не было, и, удовольствовавшись кружкой чаю, он забрался под одеяла.

Утром Моргансон натянул рукавицы, спустил наушники и прошел поросшей тополями низиной к Юкону. Ружье он взял с собой, но, как и вчера, вниз не спустился. Целый час он наблюдал за пустынной дорогой, бил в ладоши и топал ногами, стараясь согреться: потом вернулся в палатку завтракать. В жестянке оставалось очень мало чаю, заварок на пять, не больше, но он положил в котелок такую крошечную щепотку, словно дал обет растягивать чай до бесконечности. Весь его запас продовольствия состоял из полумешка муки и начатой коробки пекарного порошка. Он испек лепешки и не спеша принялся за них, с бесконечным наслаждением пережевывая каждый кусок. Съев третью, он подумал немного, протянул руку за четвертой и заколебался; потом посмотрел на мешок с мукой, приподнял его и прикинул на вес.

— Недели на две хватит, — сказал он вслух и, отодвинув от себя лепешки, добавил: — А может, и на три.

Затем он опять натянул рукавицы, опустил наушники, взял ружье и пошел к своему посту над берегом. Притаившись в снегу, никому не видимый, он стал наблюдать. Так он просидел несколько минут совсем неподвижно, пока его не начал пробирать мороз; тогда, положив ружье на колени, он принялся хлопать в ладоши. Колющая боль в ногах стала нестерпимой, и он отошел немного от берега и начал шагать взад и вперед между деревьями. Но такие прогулки были непродолжительны. Через каждые пять — десять минут Моргансон подходил к краю берега и так пристально смотрел на дорогу, словно одного его желания было достаточно, чтобы на ней появилась человеческая фигура. Однако короткое утро быстро миновало, хотя ему оно и показалось вечностью, — а дорога по-прежнему оставалась пустынной.

Читать дальше

12 3 4 5 6

«Белое Безмолвие», анализ рассказа Джека Лондона

История создания

«Северные рассказы» Джека Лондона появились после поездки на Аляску. Они публиковались в журнале «Оверленд мансли», а потом вышли отдельной книгой «Сын волка» (1900).

Литературное направление и жанр

Реалистические рассказы описывают суровую жизнь среди Белого Безмолвия. Смерть Мэйсона кажется фантастическим совпадением, но те реалистичнее сама возможность смерти в мёртвой снежной пустыне.

Тема, основная мысль, проблематика

Тема рассказа – противостояние человека и северной природы, которую воплощает мёртвое Белое Безмолвие, жизни и смерти. Смерть побеждает, убивая одного человека. Но три жизни вырываются из её цепких лап. Морально-этическая проблема рассказа – это проблема вынужденного выбора. Кид должен взять всю ответственность на себя. Но это не просто арифметическая задача – три жизни против одной.

Сюжет и композиция

Композиция рассказа строится по излюбленной Джеком Лондоном схеме. Герои отправляются в опасное путешествие по снежному пути. Читатель встречается с героями, когда часть пути ими пройдена, но остаётся ещё 200 миль по непроложенному пути. Этот путь труден, опасен для жизни, но в случае успеха героев ждёт счастье. Внезапно случается беда, превращающая критическую ситуацию в безвыходную. Отказ от дальнейшей борьбы и победа природы – кульминация рассказа.

Рассказ начинается с бытовой сценки: Мэйсон скусывает лёд с лап ослабевшей собаки. Людей тяготит мысль о том, что «еды хватит всего дней на шесть, а для собак и совсем ничего нет». Они понимают, что слабые собаки, как Кармен, погибнут, а некоторых придётся убить для пропитания.

Завтрак людей скуден, кофе и хлеб, и это последний их завтрак. Кроме голода, путникам угрожают и сами собаки, которые от голода отбились от рук и готовы наброситься на людей.

Люди пускаются в путь не просто так, а ради волшебной сказки. Они мечтают переплыть океан и жить в большом городе. К вечеру случилось несчастье: преодолевая подъём, нарты наехали на лыжи Мэйсона, которого сбило с ног, собаки покатились под откос, а несчастная Кармен упала, да ещё и была избита бичом Мэйсона. Казалось бы, «трудная, тягостная минута для путников», когда «издыхает собака, ссорятся двое друзей» должна стать кульминационной. Но и это ещё не момент наивысшего напряжения.

Природа как будто испытывает героев. Не сумев напугать их расстоянием или голодом, не сумев рассорить, природа решает убить одного из них. Огромное дерево придавило Мэйсона. Сосна стояла на этом месте много лет. На огромном пространстве Белого Безмолвия природа нашла возможность бросить на человек дерево, и от него остались «жалкие останки того, что так недавно было человеком».

Мэйсон был страшно искалечен. Его положили на подстилку из веток, закутали в звериные шкуры, разложили костёр. Мэйсон бредил, переживая детство в Восточном Теннеси. Утром Мэйсон пришёл в себя и говорил только о своей жене. Он вспоминает, как познакомился с ней, и просит Кида позаботиться о жене, отправить её в Штаты или помочь вернуться на родину, если она захочет.

Мэйсон просит продать его шкуры и позаботиться об образовании его будущего сына. Он приказывает жене и другу идти дальше и просит застрелить его, не оставлять одного.

Возвращаясь после неудачной охоты, Кид помог Руфи отбиваться от собак, напавших на съестные припасы. На весь путь осталось пять фунтов муки. В борьбе за господство одной собаке проломили череп топором, и её мясо было припасено в дорогу. А утром собаки съели ослабевшую Кармен.

Руфь послушно отправилась в путь, а Мэйсон прождал до полудня, но ему пришлось застрелить всё не умирающего но и не приходящего в сознание товарища и ехать вдогонку Руфи. Такова развязка рассказа.

Герои рассказа

В опасное путешествие отправляются Мэйсон, его жена индианка Руфь и его товарищ Мэйлмют Кид. Все трое – люди очень хорошие.

Мэйсон когда-то был главой методистской общины и преподавал в воскресной школе. Он вспоминает о своё доме в Теннеси, где растёт чай. Со своей женой он ласков и мудр. Он рассказывает о путешествии на понятном ей языке. Океан он называет Солёной Водой, плохой и бурной, город – большим селением, а многоэтажные дома – высокими вигвамами в двадцать сосен. Мэйсон упрям и не желает признать, что был неправ, когда бил собаку при последнем издыхании. Он смиряет свою гордыню только перед смертью и просит прощения за Кармен.

В Штатах Мэйсон был женат на девушке, с которой они вместе росли. Она не была такой хорошей женой, как Руфь. Мэйсон уехал на Север, чтобы дать ей повод к разводу.

Мэйсон – мужественный человек. Понимая, что нужно двигаться вперёд, а ранен он безнадёжно, Мэйсон приказывает идти дальше, а его застрелить.

Мэйлмют Кид – «сильный и суровый человек, способный свалить быка одним ударом». Но он настолько добрый, что не мог бить несчастных собак, щадил их. Такое поведение – редкость для погонщиков. И уж совсем редко встречается, чтобы погонщик «чуть не плакал от жалости», глядя на собак. Мэйлмют Кид вступается за упавшую Кармен, которую избивает Мэйсон, обрезает постромки упряжки. Такому человеку приходится застрелить друга, с которым они пять лет плечом к плечу встречали смертельную опасность.

Кид не раз сталкивался с внезапной опасностью и мгновенной смертью. Он сразу кинулся на помощь товарищу. За ночь рядом с бредящим другом у Кида появилось несколько морщин. Слушая бред Мэйсона, Кид сочувствовал, как «может сочувствовать только тот, кто долгие годы был лишён всего, что зовётся цивилизацией».

Руфь – индианка, полюбившая первого белого человека, которого встретила. Он показал ей, что «в женщине можно видеть не только животное или вьючную скотину». Когда муж рассказывает ей о высоких вигвамах, она принимает это за шутку, а сам факт шутки считает милостью.

Руфь мечтает о том, чтобы не нуждаться в еде. Именно это обещает ей муж. Когда с ним случается несчастье, Руфь «не упала без чувств и не стала проливать ненужные слёзы, как это сделали бы многие из её белых сестёр». Немая скорбь Руфи и её взгляд, исполненный отчаяния и надежды страшнее мучений её мужа для оставшегося с ней Кида.

Мэйсон встретил Руфь за четыре года до описываемых событий. Сначала он просто увлёкся хорошенькой девушкой, а потом к ней привязался. Руфь была хорошей женой, всегда была рядом и помогала мужу в его промысле. Она переплывала пороги, сняла друзей со скалы под градом пуль, бежала по льдинам, чтобы передать вести, пережила с мужем голод.

Она безропотно слушается мужа, приказавшего его оставить, потому что мужчине, властелину всего живущего, не подобает прекословить. Она целует мужа на прощанье и отправляется в путь, как слепая. Утешения от Кида она не ждёт, её народ не знает такого обычая».

Художественное своеобразие

Идея враждебного мёртвого пространства заключена в рассказе. Двести миль непроложенного пути противопоставлены расстоянию между Форт Юконом, где будет Руфь ждать мужа, находящегося в Арктик-сити. Это расстояние, по словам Кида, совершенно неощутимо, ведь можно связаться по длинной верёвке, как Кид называет телефон. Расстояние в рассказе измеряется в снах, как это принято у индейцев.

Образы рассказа контрастны. Волшебная сказка противопоставлена пути столь трудному, что даже разговоры в пути – роскошь. Счастлив тот, кто выдержит день такого пути, «а тому, кто пройдёт двадцать снов по великой Северной Тропе, могут позавидовать и боги».

Белое Безмолвие – полноценный герой рассказа, личность. Оно – само воплощение природы, которая доказывает человеку, что она сильнее. Главное качество Белого Безмолвия – бесстрастность. Оно мёртвое, призрачное, даже яркое небо сравнивается с отполированной медью. Мёртвое пространство сопровождает отсутствие движения и звуков. Человек в нём чувствует себя червём. Тишина леса зловещая, природа от холода становится немой, сердце её замерзает. Единственное движение в этой пустыне – падение дерева – приводит к жестокому убийству человека.

Джек Лондон включает в рассказ внесюжетный элемент, состоящий из пейзажа и философских рассуждений о том, как он влияет на человека. Джек Лондон подробно описывает этапы влияния Белого Безмолвия на человека: страх перед смертью. Богом, всем миром – надежда на воскресение и жизнь, тоска по бессмертию.
Битва с голодными собаками – тоже противостояние с дикой природой: «Древняя трагедия естественного отбора разыгралась со всей своей первобытной жестокостью», «человек и зверь исступлённо боролись за господство». Человек может победить холодную природу только ценой порабощения существ, которые от него полностью зависят – собак.

• «Любовь к жизни», художественный анализ рассказа Джека Лондона

• «Мартин Иден», художественный анализ романа Джека Лондона

• «Любовь к жизни», краткое содержание рассказа Джека Лондона

• «Мартин Иден», краткое содержание романа Джека Лондона

• «Белый Клык», краткое содержание по главам повести Джека Лондона

• Джек Лондон, краткая биография

• «Белый Клык», анализ повести Джека Лондона

• «Закон жизни», анализ рассказа Джека Лондона

• «Бурый волк», анализ рассказа Джека Лондона

• «Зов предков», анализ повести Лондона

• «Зов предков», краткое содержание по главам повести Лондона

• «Костёр», анализ рассказа Джека Лондона

• «Бурый волк», краткое содержание рассказа Джека Лондона

По писателю: Лондон Джек

Люди Бездны: Глава XI. Колышек

Люди Бездны: Глава XI. Колышки

Но, протащив знамя всю ночь, я не спал в Зеленом
Припаркуйтесь, когда рассвело. Я был мокрым до нитки, это правда, и
Я не спал двадцать четыре часа; но, все еще приключения, как
нищего человека, ищущего работу, я должен был осмотреться вокруг себя, сначала для
завтрак, а затем на работу.

Ночью я услышал о месте на Суррейской стороне
Темзу, где Армия Спасения каждое воскресное утро отдавала
завтрак немытым. (И, кстати, мужчины, которые несут
знамя немыто утром, и если не идет дождь,
у меня тоже не так много шоу для стирки.) Это, подумал я,
самое то — утром завтрак, а потом целый день
в котором искать работу.

Это была утомительная прогулка. Вниз по улице Сент-Джеймс я тащил свою усталую
ноги, по Пэлл-Мэлл, мимо Трафальгарской площади, до Стрэнда. я
пересек мост Ватерлоо на сторону Суррея, перешел в Блэкфрайарс.
Дорога, выходящая возле театра Суррей и прибывающая в Спасение.
Армейские казармы до семи часов. Это был
колышек». А под «привязкой» на жаргоне подразумевается
место, где можно получить бесплатную еду.

Здесь была пестрая толпа горестных бедолаг, которые ночевали
под дождем. Такое чудовищное несчастье! и так много всего!
Старики, юноши, всевозможные мужчины и мальчики в придачу, и все
мальчиков. Некоторые дремали стоя; половина из них
растянулись на каменных ступенях в самых болезненных позах, все
из них крепко спят, кожа их тел краснеет сквозь
дыры и прорехи в их лохмотьях. И вверх и вниз по улице и
через улицу на квартал в обе стороны, на каждом пороге было от двух
трем пассажирам, все спят, склонив головы на коленях.
И, надо помнить, сейчас в Англии не тяжелые времена.
Дела идут почти так же, как и обычно, и времена ни
трудно ни легко.

А потом пришел милиционер. «Убирайся, ты цветешь
свинья! Восемь! восемь! Уберайся немедленно!» И как свинья
он прогнал их от дверей и разбросал по четырем ветрам
Суррея. Но когда он встретил толпу, спящую на ступеньках
он был поражен. «Шокирует!» — воскликнул он.
«Шокирует! И воскресным утром! Красивое зрелище!
Восемь! восемь! Убирайтесь отсюда, кровоточащие неприятности!

Конечно, это было шокирующее зрелище, я сам был в шоке. И
Я не хотел бы, чтобы моя собственная дочь пачкала глаза такими
зрелище или приблизиться к нему на полмили; но — и вот мы были,
вот и все, и «но» — это все, что можно сказать.

Милиционер прошел дальше, а обратно мы сгрудились, как мухи кругом
баночка с медом. Ибо не было ли там той чудесной вещи, завтрака,
ждет нас? Мы не могли бы группироваться более настойчиво и
отчаянно они раздавали банкноты в миллион долларов.
Некоторые уже легли спать, когда вернулся милиционер и ушел.
мы рассеялись только для того, чтобы вернуться снова, как только берег был свободен.

В половине седьмого маленькая дверца открылась, и солдат Армии Спасения
высунул голову. «Нет смысла блокировать
Вон там, вон там, — сказал он. «Те, что в качестве билетов
Приходите сейчас, и те, кто не может
приходи до девяти.

Ох уж этот завтрак! Девять часов! Час и
наполовину дольше! Мужчинам, у которых были билеты, очень завидовали.
Им разрешили войти внутрь, умыться, сесть и отдохнуть.
до завтрака, пока мы ждали такой же завтрак на улице.
Билеты были розданы прошлой ночью на улицах и
вдоль Набережной, и обладание ими не было вопросом
заслуга, а случайность.

В восемь тридцать впустили еще мужчин с билетами, а к девяти
Маленькая калитка была открыта для нас. Мы как-то прорвались,
и оказались упакованы во дворе, как сардины. На более
несколько раз, как янки-бродяге в Янкиленде, мне приходилось работать
на мой завтрак; но ни для одного завтрака я никогда не работал так много, как для
Вот этот. Более двух часов я ждал снаружи, и более
еще час я ждал в этом переполненном дворе. у меня ничего не было
есть всю ночь, и я был слабым и слабым, в то время как запах грязного
одежды и немытых тел, дымящихся от накопившегося животного тепла и забитых
твердо об меня, почти перевернуло мой желудок. Так тесно мы были
упаковано, что некоторые мужчины воспользовались случаем и
крепко заснул стоя.

Так вот, про Армию Спасения я вообще ничего не знаю, да и вообще
критика, которую я здесь сделаю, касается именно этой части Спасения.
Армия, которая ведет дела на Блэкфрайарс-роуд возле театра Суррей.
Во-первых, это принуждение людей, которые не спали всю ночь,
стоять на ногах часами дольше, так же жестоко, как и бесполезно.
Мы были слабы, голодны и измучены тяготами нашей ночи.
и недостаток сна, и все же мы стояли, и стояли, и стояли, без
рифмы или причины.

Моряков в этой толпе было очень много. Мне показалось
что каждый четвертый искал корабль, а я нашел по крайней мере
дюжина из них — американские моряки. При учете их
будучи «на пляже», я получил одну и ту же историю от каждого
и все такое, и, судя по моим познаниям в морских делах, эта история звучала правдоподобно.
Английские корабли подписывают своих матросов к плаванию, что означает круглое
командировка, иногда длящаяся до трех лет; и они не могут подписать
отключаются и получают свои разряды, пока они не достигнут порта приписки, который
является Англия. Зарплаты у них низкие, еда плохая,
лечение хуже. Очень часто их действительно заставляют их капитаны
дезертировать в Новый Свет или в колонии, оставив приличную сумму
заработная плата за ними — очевидная выгода либо для капитана, либо для
владельцам или обоим. Но только ли по этой причине или нет,
это факт, что многие из них дезертируют. Тогда для
Возвращаясь домой, корабль привлекает всех моряков, которых сможет найти на берегу.
Эти люди работают за несколько более высокую заработную плату, чем в других
части мира, в соответствии с соглашением, что они подпишут
по прибытии в Англию. Причина этого очевидна; ибо это было бы
быть плохой бизнес-политикой, чтобы подписывать их в течение более длительного времени, так как моряки
заработная плата в Англии низкая, а Англия всегда переполнена матросами.
на пляже. Так что это полностью приходиться на долю американских моряков
в казармах Армии Спасения. Чтобы уйти с пляжа в другом
диковинные места, они приехали в Англию и ушли на пляж в
самое диковинное место из всех.

В толпе было полно американцев, неморяков
будучи «королевскими бродягами», люди, чей «спутник — ветер
который бродит по миру». Все они были веселы, глядя на вещи
с отвагой, которая является их главной характеристикой и которая, кажется, никогда
покинуть их, при этом они проклинали страну мрачными метафорами
довольно освежает после месяца лишенного воображения монотонного кокни.
ругань. У кокни есть одна клятва, и только одна клятва, самая
неприлично в языке, который он использует в любом случае.
Совершенно иным является яркое и разнообразное западное ругательство, которое
к богохульству, а не непристойности. И в конце концов, так как мужчины будут
клянусь, я, кажется, предпочитаю богохульство непристойности; есть наглость
об этом, авантюризм и неповиновение, которые лучше, чем просто
грязь.

Был один американский королевский бродяга, который мне особенно нравился.
Впервые я заметил его на улице, он спал в дверях, положив голову на
колени, а на голове шапка, которая не сходится с этой стороны
Западный океан. Когда полицейский выгнал его, он встал
медленно и неторопливо посмотрел на милиционера, зевнул и потянулся
себя, снова посмотрел на полицейского, как бы говоря, что он не
знал, будет он или не будет, а затем неторопливо прогуливался
вниз по тротуару. Сначала я был уверен в шляпе, но это
заставил меня убедиться в владельце шляпы.

В пробке внутри я оказался рядом с ним, и мы довольно
чат. Он побывал в Испании, Италии, Швейцарии и Франции.
и совершил практически невозможный подвиг, победив своего
пройти триста миль по французской железной дороге и не попасться на
финиш. Где я тусовался? он спросил. И как же
Я умудряюсь «кипать»? — что значит спать.
Я уже знал раунды? Он преуспевал, хотя страна
был «хорстил», а города — «бум».
Жестоко, не так ли? Не мог «бить» (умолять)
где угодно, не будучи «зажатым». Но он не был
собираюсь бросить это. Шоу Буффало Билла скоро кончится,
а человек, умеющий водить восемь лошадей, всегда был уверен в работе.
Эти болваны ничего не знали о вождении
больше, чем пролет. Что случилось со мной, висящим и ожидающим
для Баффало Билла? Он был уверен, что я смогу как-нибудь позвонить.

Так ведь и кровь гуще воды. Мы были земляками
и пришельцы в чужой стране. Я согрелся до его избитого
старую шляпу при виде этого, и он так заботился о моем благополучии, как если бы
мы были кровными братьями. Мы обменялись всевозможной полезной информацией
о стране и обычаях ее народа, о методах, которыми
чтобы получить пищу и кров и что не так, и мы расстались искренне жаль
при необходимости попрощаться.

Особенно бросалась в глаза в этой толпе
роста. Я, среднего роста, смотрел поверх голов
из девяти из десяти. Все туземцы были невысокими, как и иностранцы.
моряки. В толпе было всего пять или шесть человек, которые могли
называли довольно высокими, и это были скандинавы и американцы.
Однако самый высокий мужчина был исключением. Он был англичанином,
хоть и не лондонец. «Кандидат в лейб-гвардии».
— заметил я ему. «Ты попал в цель, приятель», — было
его ответ; «Я отслужил свою долю в том же самом, и путь
дело в том, что я скоро вернусь к этому».

Целый час мы тихо стояли в этом тесном дворе. затем
мужчины стали беспокойными. Было толкание и толкание
вперед, и мягкий гомон голосов. Однако ничего грубого,
ни насильственный; просто беспокойство усталых и голодных людей.
В этот момент вышел адъютант. Он мне не нравился.
Его глаза не были хорошими. Не было ничего от скромного галилеянина
о нем, но многое о сотнике, который сказал: «Ибо я
я человек, наделенный властью, и у меня в подчинении есть солдаты; и я говорю этому человеку,
Иди, и он идет; а другому: приди, и идет; и моему слуге,
Сделай это, и он сделает это».

Ну, он именно так и смотрел на нас, и на ближайших к нему
струсил. Затем он повысил голос.

«Прекрати сейчас же, или я поверну тебе другую
Выведешь тебя, а то не получишь завтрака.

Я не могу передать печатной речью невыносимую манеру, в которой он
сказал это. Мне казалось, что он упивался тем, что был авторитетным человеком,
сказать полутысячи оборванцев: «Вы можете есть или
голодать, как я выбираю».

Отказать нам в завтраке после многочасового стояния! Это был
ужасная угроза и жалкая, униженная тишина, мгновенно повисшая, свидетельствовали
его ужас. И это была трусливая угроза. Мы не могли
нанести ответный удар, потому что мы голодали; и это путь мира, который
когда один человек кормит другого, он является его хозяином. Но
сотник — я имею в виду адъютанта — не удовлетворился.
В мертвой тишине он снова возвысил голос и повторил угрозу:
и усилил его.

Наконец нам разрешили войти в пиршественный зал, где мы обнаружили
«билетчики» вымыты, но не накормлены. Все сказано, там
должно быть, нас было около семисот человек, которые сели — не для того, чтобы
мясо или хлеб, но к речи, пению и молитве. Из всего, что
Я убежден, что Тантал страдает во многих обличьях по эту сторону
адские регионы. Адъютант помолился, а я нет.
примите это к сведению, будучи слишком поглощенным массированной картиной страданий
до меня. Но речь шла примерно так: «Ты
будет пировать в раю. Как бы ты ни голодал и ни страдал здесь,
вы будете пировать в раю, если будете следовать указаниям».
И так далее и тому подобное. Умный кусок пропаганды, я взял
это, но безрезультатно по двум причинам. Во-первых, мужчины, которые
получили его, были лишены воображения и материалистичны, не подозревая о существовании
любого Невидимого, и слишком привыкли к аду на земле, чтобы бояться ада
приходить. А во-вторых, усталые и измученные ночными
бессонница и лишения, страдая от долгого ожидания своего
ноги, и изнемогали от голода, тосковали не о спасении,
а на жратву. «Похитители душ» (как эти люди называют
все религиозные пропагандисты), должны изучить физиологические основы
немного психологии, если они хотят сделать свои усилия более эффективными.

Все вовремя, около одиннадцати часов принесли завтрак.
Пришло не на тарелках, а в бумажных пакетах. у меня нет
все, что я хотел, и я уверен, что ни у одного мужчины не было всего, что он хотел, или
половину того, что он хотел или нуждался. Я отдал часть своего хлеба
королевский бродяга, который ждал Баффало Билла, и он был таким же ненасытным
в конце, как он был в начале. Это завтрак:
два ломтика хлеба, один маленький кусочек хлеба с изюмом и
под названием «торт», вафля с сыром и кружка «воды».
заколдован». Количество мужчин ждали с пяти
часа, в то время как все мы ждали по крайней мере четыре часа;
и вдобавок нас пасли, как свиней, набивали, как сардины,
и обращались как с дворняжками, и проповедовали, и пели, и молились
за. И это еще не все.

Не успел закончиться завтрак (а кончился он почти так же быстро, как
стоит сказать), чем усталые головы закивали и поникли, и
через пять минут половина из нас крепко спала. Не было никаких признаков
нашего увольнения, в то время как были безошибочные признаки подготовки
для встречи. Я посмотрел на маленькие часы, висящие на стене.
Он показывал без двадцати пяти минут двенадцать. Хай-хо, подумал
Я, время летит, а мне еще работу искать.

«Я хочу идти», — сказал я паре проснувшихся мужчин рядом с
меня.

«Надоело обслуживать», — был ответ.

«Хочешь остаться?» Я попросил.

Они покачали головами.

«Тогда давайте пойдем и скажем им, что мы хотим выйти», я
продолжение. «Ну давай же.»

Но бедняжки были в ужасе. Поэтому я оставил их своим
судьба, и подошел к ближайшему члену Армии Спасения.

— Я хочу пойти, — сказал я. «Я пришел сюда за
завтрак, чтобы быть в форме для поиска работы.
Я не думала, что завтрак займет так много времени. я
думаю, у меня есть шанс работать в Степни, и чем раньше я начну, тем
больше шансов, что я получу его».

Он действительно был хорошим парнем, хотя и был напуган моей просьбой.
«Ну, — сказал он, — мы идем к старому
услуги, и вам лучше остаться.

— Но это лишит меня возможности работать, — настаивал я.
— А работа для меня сейчас важнее всего.

Так как он был всего лишь рядовым, то направил меня к адъютанту, а к
адъютанту, я повторил причины своего желания ехать и вежливо попросил
что он отпустил меня.

— Но этого нельзя сделать, — сказал он, добродетельно
возмущена такой неблагодарностью. «Идея!» — фыркнул он.
«Идея!»

«Вы хотите сказать, что я не могу выбраться отсюда?»
— спросил я. — Что ты будешь держать меня здесь против моей воли?

— Да, — фыркнул он.

Я не знаю, что могло случиться, потому что я возмущался
сам; но «конгрегация» «протрубила»
ситуацию, и он увлек меня в угол комнаты, а затем в
другая комната. Здесь он снова потребовал от меня причин моего желания
идти.

— Я хочу пойти, — сказал я, — потому что хочу посмотреть
на работу в Степни, и с каждым часом мои шансы найти
работай. Сейчас без двадцати пять минут двенадцать. я не
думаю, когда я вошел, это займет так много времени, чтобы получить завтрак.

— У тебя есть дело, а? — усмехнулся он. «А
вы деловой человек, а? Тогда зачем ты сюда пришел
за?»

«Меня не было всю ночь, и мне нужно было позавтракать, чтобы
укрепи меня, чтобы найти работу. Вот почему я пришел сюда».

— Хорошая штука, — продолжал он с той же насмешкой.
способ. «Человек, у которого есть дела, не должен приходить сюда.
Сегодня утром ты приготовил завтрак какому-то бедняку,
вот что ты сделал.

Что было ложью, потому что вошел сын каждой матери.

Теперь я представляю, это было по-христиански или даже честно?
Я прямо заявил, что я бездомный и голодный, и что я хотел бы
искать работу, чтобы он называл мои поиски работы «бизнесом»,
поэтому назвать меня деловым человеком и сделать вывод, что
деловой человек и состоятельный человек не нуждался в благотворительном завтраке,
и что, съев благотворительный завтрак, я ограбил какого-то голодного бродягу
который не был человеком дела.

Я сдержался, но еще раз пробежался по фактам, и ясно и
лаконично показал ему, как он был несправедлив и как извратил
факты. Поскольку я не проявлял никаких признаков отступления (и я
конечно, мои глаза начали щелкать), он повел меня к задней части здания
где на открытом дворе стояла палатка. В том же насмешливом тоне
он сообщил паре рядовых, стоявших там, что «вот
это парень, который «как бизнес» и хочет пойти раньше
Сервисы.»

Они, конечно, были должным образом потрясены и выглядели невыразимым ужасом.
а он вошел в шатер и вывел майора. До сих пор внутри
той же насмешливой манере, делая особый акцент на «деле»,
он довел мое дело до командира. Майор был
другой марки человека. Он мне понравился, как только я его увидел,
и ему я изложил свое дело таким же образом, как и раньше.

«Разве ты не знал, что должен остаться на службе?»
он спросил.

— Конечно, нет, — ответил я, — иначе я бы
ушел без моего завтрака. У вас нет плакатов, размещенных на этом
эффект, и меня не проинформировали об этом, когда я вошел в это место».

Он задумался на мгновение. — Можешь идти, — сказал он.

Было двенадцать часов, когда я вышел на улицу и не мог
Я вполне могу решить, был ли я в армии или в тюрьме.
День прошел наполовину, и до Степни было далеко. И
к тому же было воскресенье, и зачем даже голодающему человеку искать
работать в воскресенье? Кроме того, это было мое решение, что я сделал
тяжелая ночная работа, прогулки по улицам, и тяжелый день,
работать за завтраком; поэтому я отключился от своей работы
гипотеза о голодающем молодом человеке, ищущем работу, приветствовала
автобус и забрался в него.

После бритья и ванны, полностью раздевшись, я оказался между
чистые белые простыни и легли спать. Было шесть вечера
когда я закрыл глаза. Когда они снова открылись, часы были
пробило девять утра следующего дня. Я проспал пятнадцать часов подряд.
И когда я лежал там сонно, мой разум вернулся к семистам
к сожалению, я остался ждать службы. Ни ванны, ни бритья
для них никаких чистых белых простыней и всего раздетого, и пятнадцать часов
прям сон. Службы кончились, опять усталые улицы,
проблема корочки хлеба перед сном и долгая бессонная ночь
на улицах и размышления о том, как получить
корка на рассвете.

Короткая, безумная жизнь Джека Лондона из грязи в князи | В Смитсоновском институте

Портрет Джека Лондона Арнольда Генте
Отдел эстампов и фотографий Библиотеки Конгресса

Экстремисту, радикалу и искателю Джеку Лондону не суждено было состариться. 22 ноября 1916 года Лондон, автор книги Зов предков , умер в возрасте 40 лет. Его короткая жизнь была неоднозначной и противоречивой.

Родившийся в 1876 году, в год Литл-Бигхорна и «Последней битвы Кастера», плодовитый писатель умер в год, когда Джон Т. Томпсон изобрел пистолет-пулемет. Жизнь Лондона олицетворяла бешеную модернизацию Америки между Гражданской войной и Первой мировой войной. С его жаждой приключений, его историей успеха из грязи в князи и его прогрессивными политическими идеями истории Лондона отражали переход американской границы и нации. превращение в урбанистическую глобальную державу.

Обладая зорким глазом и врожденным чутьем, Лондон понял, что растущая читательская аудитория страны готова к другому типу письма. Стиль должен был быть прямым, надежным и ярким. И у него был превосходный сеттинг «Последнего рубежа» на Аляске и Клондайке — сильное притяжение для американских читателей, склонных к творческой ностальгии. Примечательно, что истории Лондона одобряли взаимность, сотрудничество, приспособляемость и упорство.

В его вымышленной вселенной волки-одиночки умирают, а жестокие альфа-самцы никогда не побеждают.

Государственный исторический парк имени Джека Лондона площадью 1400 акров расположен в самом сердце винодельческого региона долины Сонома, примерно в 60 милях к северу от Сан-Франциско в Глен-Эллен, Калифорния. Первоначально на этой земле располагалось ранчо красоты Джека Лондона, где автор искренне преследовал свои интересы в области научного земледелия и животноводства.

«Я уезжаю со своего прекрасного ранчо», — написал Лондон. «У меня между ног красивая лошадь. Воздух — вино. Виноград на десятке холмов краснеет от осеннего пламени. По горе Сонома крадется клочья морского тумана. Полуденное солнце тлеет в сонном небе. У меня есть все, чтобы радоваться тому, что я жив».

Разнообразный пасторальный ландшафт парка по-прежнему источает ту же пленительную атмосферу. Территория предлагает 29 миль троп, рощи красного дерева, луга, винные виноградники, потрясающие пейзажи, музей, отреставрированный лондонский коттедж, экспонаты ранчо и строгие руины Волчьего дома писателя. Идиллическое изобилие нетронутых пейзажей северной Калифорнии демонстрируется во всей красе. Для путешественника, ищущего отчетливо пасторальный побег, подкрепленный деревенской дозой культурной истории Калифорнии, Государственный исторический парк Джека Лондона — платная грязь. (Кроме того, парк окружен множеством лучших виноделен мира.)

Подходы к преподаванию произведений Джека Лондона (Подходы к преподаванию всемирной литературы)

Плодовитый и неизменно популярный автор — икона американской художественной литературы — Джек Лондон является достойным выбором для включения в классы от средней школы до программ магистратуры .

9-летний Джек Лондон со своей собакой Ролло, 1885 год.

Викисклад

Лондон вырос на безобразных улицах Сан-Франциско и Окленда в семье рабочего класса. Его мать была спиритуалисткой, которая зарабатывала на жизнь проведением сеансов и преподаванием музыки. Его отчим был инвалидом, ветераном Гражданской войны, который с трудом сводил концы с концами, работая то фермером, то бакалейщиком, то ночным сторожем. (Вероятный биологический отец Лондона, странствующий астролог, внезапно ушел из сцены до прибытия будущего автора.)

В детстве Лондон подрабатывал на ферме, торговал газетами, доставлял лед и расставлял кегли в боулинге. К 14 годам он зарабатывал десять центов в час, работая рабочим на консервном заводе Хикмотта. Скупость и скука жизни «рабочего зверя» оказались удушающими для жесткого, но изобретательного ребенка, который обнаружил сокровищницу книг в Оклендской бесплатной библиотеке.

Работы Германа Мелвилла, Роберта Луи Стивенсона и Вашингтона Ирвинга укрепили его опасные прелести набережной Окленда, куда он отважился отправиться в возрасте 15 лет.

Используя свою маленькую парусную лодку Razzle-Dazzle для браконьерства устриц и продажи их в местные рестораны и салуны, он мог заработать больше денег за одну ночь, чем он мог бы работать целый месяц на консервном заводе. Здесь, на захудалой набережной среди преступного мира бродяг и правонарушителей, он быстро слился с мошеннической командой пьяных матросов и бездельников. Его приятели-неудачники называли его «принцем устричных пиратов», и он заявлял, что лучше «царствовать среди пьяниц, принц, чем трудиться по двенадцать часов в день у станка за десять центов». час.»

Джек Лондон, 1903 год.

Викисклад

Воровство, разврат и товарищеские отношения были совершенно возбуждающими — по крайней мере, некоторое время. Но Лондон хотел увидеть больше мира.

Итак, он отправился в экспедицию по охоте на тюленей на борту шхуны  «София Сазерленд»  и пересек Тихий океан в Японию и на острова Бонин. Он вернулся в Сан-Франциско, работал на джутовой фабрике грузчиком угля, затем отправился кататься по рельсам и бродягам по Америке и отсидел за бродяжничество. Все до 20 лет.

«Я родился в среде рабочего класса, — вспоминал он, — и сейчас, в возрасте восемнадцати лет, я был ниже того уровня, с которого начал. Я был в подвале общества, в подземных глубинах страданий. . . Я был в яме, бездне, человеческой выгребной яме, развалинах и склепе нашей цивилизации. . . . Я боялся думать». Он решил перестать зависеть от своих мускулов, получить образование и стать «торговцем мозгами».

Вернувшись в Калифорнию, Лондон поступил в среднюю школу и вступил в Социалистическую рабочую партию. К 1896 лет он поступил в Калифорнийский университет в Беркли, где проучился один семестр, прежде чем у него закончились деньги. Затем он несколько месяцев безуспешно пытался писать, но сбежал на Клондайк, когда в июле 1897 года ему выпал шанс присоединиться к Золотой лихорадке. состав старателей и путников.

Замерзшие дебри создавали зловещие пейзажи, которые зажигали его творческую энергию. «Именно в Клондайке, — сказал Лондон, — я нашел себя. Там никто не разговаривает. Все думают. Там вы получите свою точку зрения. Я получил свое.»

Джек Лондон с дочерьми Бесс (слева) и Джоан (справа), 1905 год.

Книга Джека Лондона Чармиан Лондон, 1921 год. Wikimedia Commons

К 1899 году он отточил свое мастерство, и крупные журналы начали раскупать его энергичные рассказы. Когда дело доходило до вызывания элементарных ощущений, он был литературным знатоком. Если вы хотите узнать, каково это — замерзнуть насмерть, прочитайте его рассказ «Развести огонь». Если вы хотите узнать, каково фабричному рабочему превратиться в машину, прочтите «Отступника». Если вы хотите узнать, каково это, когда чистый экстаз жизни пронизывает ваше тело, прочтите Зов предков . А если хотите узнать, каково это — жить на свободе или умереть, прочтите «Прокаженного Кулау».

Публикация его ранних рассказов о Клондайке обеспечила ему обеспеченную жизнь среднего класса. В 1900 году он женился на своей бывшей учительнице математики Бесс Мэддерн, и у них родились две дочери. Появление Зов предков в 1903 году сделало 27-летнего автора огромной знаменитостью. Журналы и газеты часто публиковали фотографии, демонстрирующие его суровую внешность, излучающую юношескую жизненную силу. Его путешествия, политическая активность и личные подвиги дали достаточную пищу для политических репортеров и обозревателей светской хроники.

Лондон внезапно стал иконой мужественности и ведущим общественным интеллектуалом. Тем не менее, писательство оставалось доминирующим занятием в его жизни. Романист Э. Л. Доктороу метко описал его как «великого пожирателя мира, физически и интеллектуально, из тех писателей, которые отправляются в какое-то место и вписывают в него свои мечты, из тех писателей, которые находят Идею и вращают свою психику вокруг нее». Это.»

В его рассказах Лондон одновременно занимает противоположные точки зрения. Временами, например, кажется, что социальный дарвинизм берет верх над его провозглашенным эгалитаризмом, но в другой работе (или позже в той же самой) его политический идеализм снова заявляет о себе, только для того, чтобы позже снова бросить ему вызов. Лондон колеблется и противоречит сам себе, предлагая ряд диалектически меняющихся точек зрения, которые трудно разрешить. Он был одним из первых писателей, который серьезно, хотя и не всегда успешно, противостоял многообразию, присущему модернизму. Раса остается острой неприятной темой в лондонских исследованиях. К сожалению, как и у других ведущих интеллектуалов того периода, его расовые взгляды были сформированы преобладающими теориями научного расизма, которые ложно пропагандировали расовую иерархию и превозносили англосаксов.

Джек Лондон и его вторая жена Чармиан, ок. 1916 г.

Викисклад

В то же время он написал множество антирасистских и антиколониальных рассказов, в которых демонстрировались исключительно способные небелые персонажи. Давний лондонский ученый и биограф Эрл Лейбор описывает расовые взгляды автора как «пучок противоречий», и его несоответствия в отношении расы, безусловно, требуют тщательного изучения.

Ненасытное любопытство побуждало Лондон исследовать и писать по широкому кругу тем и вопросов. Большая часть его менее известных работ остается очень читабельной и интеллектуально увлекательной. Железная пята  (1908) — новаторский роман-антиутопия, в котором предсказывается подъем фашизма, порожденного капиталистическим неравенством доходов. Наиболее откровенно политический роман автора, он стал решающим предшественником романов Джорджа Оруэлла «, 1984, » и Синклара Льюиса «, здесь этого не может случиться», .

Учитывая экономическую суматоху последних лет, читатели The Iron Heel легко поймут лондонское изображение тоталитарной олигархии, которая составляет «девять десятых процента» населения США, владеет 70 процентами общее богатство нации и правит «железной пятой». Его коллеги-социалисты раскритиковали книгу, когда она вышла, потому что коллективистская утопия романа рождается только через 300 лет — не совсем та молниеносная революция, которую представляли радикальные соотечественники Лондона. Будучи в данном случае политическим реалистом, он осознавал, насколько укоренившимися, хитрыми и продажными на самом деле были капиталистические хозяева.

Джек Лондон на Гавайях

Викисклад

Он также представил разоблачение литературного рынка в своем романе 1909 года Мартин Иден , который критикует глупость современной знаменитости. История, точно смоделированная на его восхождении к славе, прослеживает восхождение честолюбивого автора, который, написав свой путь из рабочего класса и добившись известности, обнаруживает, как блестящий общественный имидж и маркетинговые уловки превосходят художественный талант и эстетическую сложность в мир помешан на блеске и прибыли. Тематически роман предвосхищает 9 романов Фицджеральда.0111 Великий Гэтсби,  и это всегда было чем-то вроде андеграундной классики среди писателей, включая Владимира Набокова, Джека Керуака и Сьюзен Зонтаг.

Лондон стал еще более личным в своих исповедальных мемуарах 1913 года Джон Ячменное Зерно , где он рассказывает о том тяжелом значении, которое алкоголь, олицетворенный как Джон Ячменное Зерно, играет в его жизни. Лондон, кажется, осознает, что слишком часто злоупотребляет алкоголем, но он также заявляет, что будет продолжать пить и при необходимости снизит дозу Джона Ячменного Зерна.

Для многих эта книга является классическим примером отрицания, в то время как другие видят в ней честный экзистенциальный спуск к сути самосознания. Проблема с Джоном Ячменным Зерном для Лондона (и всех нас) в том, что он и дает, и забирает. Выпивка прокладывает путь к товариществу, предлагает противоядие от монотонности жизни и усиливает «фиолетовые проходы» возвышенного бытия. Но цена — слабость, зависимость и нигилистическое уныние, которое он называет «белой логикой». Удивительно незащищенный и откровенный, Лондон раскрывает, как повсеместная доступность алкоголя создает культуру зависимости.

Будучи журналистом, Лондон часто публиковал статьи о политике, спорте и войне в крупных газетах. Опытный фотограф-документалист и фотожурналист, он за эти годы сделал тысячи снимков, от трущоб восточной части Лондона до островов южной части Тихого океана.

В 1904 году он отправился в качестве военного корреспондента в Корею, чтобы сообщить о русско-японской войне, но ему угрожали судом за то, что он ударил вороватого конюха японского офицера. Президенту Теодору Рузвельту пришлось вмешаться, чтобы добиться его освобождения. В следующем году Лондон купил первый участок земли в Глен-Эллен, штат Калифорния, который в конечном итоге стал «ранчо красоты» площадью 1400 акров. В том же году он также отправился в общенациональный социалистический тур с лекциями.

После того, как его брак распался в 1904 году, Лондон женился на Чармиан Киттредж, воплощении прогрессивной «Новой женщины» — общительной, спортивной и независимой — с которой у него был роман во время его первого брака. Они останутся вместе до самой смерти Лондона.

После публикации еще двух чрезвычайно успешных романов, ставших классикой, Морской волк и Белый клык , Лондон начал проектировать собственную 45-футовую парусную лодку Snark 9. 0112, а в 1907 году он отправился на Гавайи и в Южные моря с женой и небольшой командой. Множество тропических недугов привело его в австралийский госпиталь, и в декабре следующего года он был вынужден завершить путешествие. Хотя он демонстрировал огромную личную энергию и харизму, у Лондона на протяжении многих лет часто возникали проблемы со здоровьем, а его пьянство, непрерывное курение и плохое питание только усугубляли ситуацию.

Лондон был далеко впереди в игре с недвижимостью в 1905 году, когда он начал скупать исчерпавшие себя сельхозугодья вокруг Глен-Эллен. Его намерением было восстановить землю, используя инновационные методы ведения сельского хозяйства, такие как террасирование и органические удобрения. Сегодня доценты проводят экскурсии, демонстрируя прогрессивное лондонское скотоводство и устойчивые методы ведения сельского хозяйства.

Аккуратный коттедж на ранчо автора был тщательно отреставрирован, и в нем выставлено рабочее место Лондона, письменный стол и большая часть оригинальной домашней мебели, произведений искусства и принадлежностей. Посетители могут многое узнать о бурной жизни Лондона и его аграрном видении. «Я вижу свою ферму, — заявил он, — с точки зрения мира и мира с точки зрения моей фермы».

Но Лондон нашел время со своей фермы для длительных экскурсий. В 1911 году он и его жена проехали 1500 миль через Орегон на повозке с четырьмя лошадьми, а в 1912 декабря они отплыли из Балтимора вокруг мыса Горн в Сиэтл в качестве пассажиров на борту парусной барки с квадратным вооружением Dirigo .

В следующем году Лондону сделали аппендэктомию, и врачи обнаружили у него серьезно больные почки. Несколькими неделями позже случилась катастрофа, когда лондонское ранчо площадью 15 000 квадратных футов, получившее название Wolf House, сгорело дотла незадолго до завершения его строительства. Построенный из местной вулканической породы и необработанного красного дерева, он должен был стать деревенским краеугольным камнем Beauty Ranch и архитектурным воплощением самого Джека Лондона. Он был опустошен пожаром, но пообещал восстановить. У него никогда не будет шанса.

На поздних фотографиях Лондон изображен изможденным и заметно одутловатым — последствия отказа его почек. Несмотря на ухудшающееся здоровье, он продолжал продуктивно работать, сочиняя новаторские произведения, такие как «Лунная долина 1913 », его роман «Назад на землю» 1915 года, «Звездный вездеход », тюремный роман об астральной проекции, а также как смесь самобытных историй, действие которых происходит на Гавайях и в Южных морях.

Он также оставался политически активным. «Если бы я одним своим желанием мог хоть как-то изменить Америку и американцев, — писал Лондон в 1914 письмо: «Я бы изменил экономическую организацию Америки так, чтобы было достигнуто истинное равенство возможностей; и служение, а не прибыль, было бы идеей, идеалом и стремлением, воодушевляющим каждого гражданина».

Это замечание, вероятно, является наиболее кратким выражением разумной разновидности лондонского политического идеализма.

В последние два года жизни перенес приступы дизентерии, желудочных расстройств и ревматизма. Он и его жена совершили две продолжительные восстановительные поездки на Гавайи, но Лондон умер на ранчо красоты 22 ноября 19 года.16 уремического отравления и вероятного инсульта. В 18 лет он написал 50 книг, 20 из них романов.

Каменные руины Дома Волка до сих пор стоят с жутким достоинством на территории Государственного Исторического Парка Джека Лондона. Они есть и останутся просто потому, что жил Джек Лондон.

Живописная шестимильная тропа ведет к вершине горы Сонома, и посетители могут также исследовать маршруты верхом на лошади или на велосипеде. В парке есть музей «Дом счастливых стен», где экспонаты лондонских книг вместе с атрибутами, уникальными для приключений и писательской карьеры автора, помогают раскрыть историю его жизни. Особенно интересны артефакты, которые Лондон и его вторая жена Чармейн собрали во время своих путешествий по южной части Тихого океана, в том числе множество масок, копий и резных фигурок.

Главной достопримечательностью являются руины лондонского Волчьего дома, который находится в нескольких минутах ходьбы от музея. Волчий дом был домом мечты лондонцев, прочной резиденцией в стиле искусств и ремесел, построенной из местных вулканических пород и сплошных бревен красного дерева.

В 1963 году место Волчьего дома было объявлено национальным памятником, а его скалистые останки излучают особую энергию — одновременно призрачную и восстанавливающую. Возможно, эта жуткость как-то связана с тем фактом, что кремированные останки Лондона лежат в нескольких сотнях ярдов от руин под камнем , отвергнутым строителями как слишком большой.

Лондон писал о своем ранчо красоты: «Все, что я хотел, это тихое местечко в деревне, чтобы писать и бездельничать, и получать от природы то, что нам всем нужно, только большинство из нас этого не знает». Для путешественника, любителя природы, читателя, историка и защитника окружающей среды — для всех — «что-то» существует в Государственном историческом парке Джека Лондона.